Мы не наелись

Многие люди годами мечтают о простом, казалось бы, действии: отложить немного денег. Не тратить все. Но необходимые траты такие большие, что совершенно непонятно, как откладывать. Откладывают, пряча от самих себя – в конвертик, на счет, и в конце концов не выдерживают, залезают, и вот отложенного нет. Их беспокоит, что тратится все до копейки, «вот сколько получаю – столько и трачу».

Когда в моей группе «Деньги, деньги» люди начинают озвучивать цифры, на лицах появляется изумление. Цифры иногда разнятся на порядок — Коля получает рубль, а Наташа десять. А проблема абсолютно одна и та же. Копить можно только с излишков. Это аксиома. Но излишков ни у кого нет. Ни у Коли, ни у Наташи. Более того, когда Наташа получала рубль, у нее так же не было денег, как и теперь, когда она получает десять. А когда Коле вдруг выплачивают не рубль, а четыре рубля, у него они тоже тотчас же расходятся.

Давайте заглянем в этот механизм на примере прекрасной бабушки Прасковьи Федоровны. Прасковья Федоровна, невысокая полненькая женщина, 1933 года рождения, пережила войну маленькой, вышла замуж и родила двоих девочек. Девочки родили своих детей, и все эти семьи, с внуками, а потом и правнуками, вспоминают про дом Прасковьи Федоровны как про изобильный, хлебосольный и разумный. Более того, у Прасковьи Федоровны, работавшей, как и ее муж, всю жизнь мастером в цеху и вышедшей на пенсию, всегда были какие-то накопления, и «бабуля с дедом» подсовывали своим взрослым детям десятку, а на свадьбы дарили и сотню, и полтысячи рублей в советское время. Вспоминая ее на тренинге «Деньги», внук или внучка этой женщины говорят – я не знаю, как она это делала, но деньгами она распоряжалась разумно и аккуратно, и было ощущение, что она их держит хозяйской рукой. Все необходимое было, а ведь зарплата была меньше, чем у меня!

Я, бизнесмен и бизнесвумен, я высококлассный специалист, я, работающий в международной компании, я, человек, получающий среднюю зарплату по рынку, – у меня годами нет никаких накоплений и заначек, и в отпуск я езжу с премии, а машину покупаю в кредит. Нет «жирка», «подушечки», которая бы позволила чуть расслабиться, выдохнуть, все время в этом месте тревога, все время в этом месте ощущение себя бедным, все время хочется спрашивать у посторонних людей «сколько стоит», хотя это неприлично.

Я могу поделиться наблюдением: не получится спокойно откладывать, пока в этой теме так много тревоги, жадности, желаний, вожделений. Мы не наевшаяся нация. У тех, кто сейчас самые активные работники на рынке, у поколения 70-80-х годов, в детстве и юности не было
— хорошей и красивой одежды;
— нормальной и вкусной еды вдоволь; иногда и просто еды вдоволь;
— обыкновенного бытового комфорта;
— красивых и качественных интерьеров, мебели, предметов обихода;
— безопасности;
— уверенности в завтрашнем дне;
— спокойных и уверенных в себе родителей;
— путешествий;
— предсказуемости мира и его надежности;
— легкости перемещений и легкости решения проблем.

Все это вкупе дает почти поствоенный синдром: обратите внимание, наше поколение почти никогда не берет кредит, чтобы купить бытовую технику или гаджеты. И также почти никогда не берет кредит на образование. Мы берем кредиты на путешествия, автомобили, ремонт, мебель, квартиру, шубы, неподъемную ипотеку, и часто спускаем все до последней копейки на шопингах или на еду в том сегменте рынка, который нам не по доходам. Начинаешь смотреть срез трат — и видишь импульсивные покупки в нижней трети пирамиды Маслоу, хотя речь не идет о выживании. Это покупка вкусной и хорошей еды, покупка лишней еды, которая выбрасывается, покупка вещей, которые престижны или не носятся, но которых до смерти хочется так, что это превращается в навязчивость.

Если сказать проще, – наше поколение совершенно не наелось и наедается только вот что. Работая с этой темой, та же условная Наташа удивленно видит, как легко можно отследить связь десятой пары лишних, ненужных, роскошных зимних сапог с вечно промокшими, замерзшими ногами юной студентки, вынужденной по утрам ждать автобус в зимнем уральском городе. Она покупает не сапоги, а тепло своим ногам, гарантию, что больше не замерзнет. Тот же условный Коля, заработав вдруг нечаянно больше, несет и несет эти деньги в черную дыру, заглушая тревогу и придуманную вину, – оплачивая младшему (37 лет) брату очередную фанаберию, кредит, долг, разбитый автомобиль: когда-то Коля остался в семье за старшего и хлебнул лиха, в 14 лет после ухода отца получив на руки инфантильную маму и избалованного брата. Он пытается купить безопасность и ощущение «я справляюсь» и именно на это тратит все, что есть, так как тревога не уходит.

Кто-то стоит возле прилавка с вкусными окороками, бормоча то ли «теперь я могу себе это позволить», то ли «я никогда не буду больше голодать», и, махнув внутренне рукой, говорит «а дайте килограмм». Зная, что не съедят — еще предыдущий не съели.

Чуть-чуть примерив на себя спокойствие собственной бабки Прасковьи Федоровны, или хмурое неторопливое достоинство деда Миши, мельника, раскулаченного большевиками, и Коля, и Наташа вдруг замедляются, по-другому смотрят, по-другому дышат, будто и не было десятилетий унизительного советского дефицита, а до этого экспроприации, конфискации, войны, голода, расстрелов, и вдруг говорят: «а я знаю, как копить. Теперь — знаю». И я знаю, что еще месяца три-четыре, и они «наедятся», и деньги высвободятся, и не сразу начнет копиться «подушка», а вначале чуть посвободнее станет дышать, не все будет тратиться.

Не шиковали, прямо скажем – голодали и Прасковья Федоровна, десятилетней девочкой пережившая войну, и дед-мельник, пахавший от зари до зари. У каждого из нас в семье, в родне, в обозримом окружении, если повертеть головой, найдутся такие люди или воспоминания о них. Как были хорошими хозяевами, как даже в голодные послевоенные покупали для больного ребенка раз в месяц мед и масло на рынке, как отсылали детям-студентам небольшие деньги каждый месяц. У них было удивительное свойство — они могли аккумулировать ресурсы, не тратить все до последнего, приберегать. Не на лишнее, но на необходимое. Другое дело, что именно они считали необходимым. Кто-то из них до революции, как дед-мельник, жил в мире, где многое зависело от него. Кто-то, как бабушка Прасковья, жил в мире, где правила и ценности были понятны. Много лет работая с семейным, родовым сценарием на группе «Мама и мои отношения», я вижу, что лишения и безденежье словно прицельно выстрелили лишь сейчас, в наших родителей и в нас. У наших детей уже все по-другому.

Как только утихает тревога там, где мир видится непредсказуемым и опасным, меняется и подход к собственным тратам. Любой терапевтический процесс может в этом помочь. Помогает любая, даже шуточная «примерка» на себя спокойного, рассудительного, неторопливого состояния ума.