Сегодня я хочу взять вас за руку и ненадолго осторожно провести в густой лес одной из самых красивых наук на свете — психоанализа. Зайдем мы недалеко и на всем известную полянку — поляну так называемого эдипального сражения.

В определенном возрасте ребенок сражается за любовь родителя противоположного пола. Трехлетняя дочка начинает кокетничать с папой и стараться ему понравиться. Маму она мечтает «куда-нибудь деть», чтобы та не отсвечивала и не мешала. У мальчиков то же самое, только наоборот.

И эту битву в функциональной семье малышка должна маме ПРОИГРАТЬ. В миллионах семей мама ласково, но твердо дает понять, что папа — ее муж, «а у тебя будет свой». Это не мешает нежным чувствам дочки и папы, но при этом все остаются на своих местах: мама в родительской роли прочной и принимающей фигуры; одновременно в роли жены своего мужа, и это место она никому не собирается уступать; дочка — в роли той, кому не дали «чужое», но твердо дали понять, что будет «своё». В сторону «своего» она и начинает со временем смотреть.

Дисфункция здесь появляется в том случае, если:

1. Мама слабая и непрочная, и «уступает» мужа дочке. Она держится подальше от их складывающейся коалиции, а иногда и возводит в культ их союз, иногда балует дочку больше, чем себя (тоже признак дисфункции в этом поле), иногда просто равнодушно отстраняется или с самого начала не бывает вовлечена;

Иногда в этом случае девочка становится «функциональным партнером» отца. Мы не говорим сейчас об инцесте; мы говорим о том, что, если начертить треугольник, то сторона, соединяющая дочь и мать будет гораздо длиннее и эмоциональная дистанция между ними больше, чем сторона отец-дочь.

Та же история происходит, если при этом отец отсутствует (развод, мать-одиночка). Девочка со слабой и во всем уступающей матерью невольно ищет в себе отцовскую фигуру; у нее могут быть фантазии «тогда я, наверное, больше папина, раз я такая сильная».

2. Мать холодно высмеивает девочку на эдипальном поле или пресекает все ее попытки понравиться папе, не имея с ней при этом контакта. Девочке не остается никаких шансов узнать, что ее детские и наивные чувства значимы. У нее появляется твердая уверенность, что всегда есть главная женщина, а она главной никогда не будет. Ее чувства и эмоциональная тяга к папе остаются скрыты, но никуда не деваются. Их связь происходит урывками (немножко поиграли, немножко обнялись), но при приближении грозной мамы все должно прекратиться.

Ей остается обмануть и отомстить («мама, ты не видишь, а он меня все равно любит» — «дочь, знай свое место, ты никто»): мама холодна, с ней нет контакта; эмоциональный голод девочка утоляет в контактах не только с отцом, но и с кем-то другим значимым взрослым, и все это нелигитимно. Эта нелигитимность — главное.

Отцовская фигура, без борьбы выигранная или тайком урванная у холодной матери в качестве главного трофея, — непосильный груз для девочки, если — и это главное — контакта с мамой по-прежнему нет. А значит, на место этой неизвестности всегда приходит пугающая фантазия.

Что там, за этим слабым, молчаливым фасадом? Что там, за этими грозными бровями и холодным лицом? Молчаливая фигура воспринимается как угрожающая, отвергающая и враждебная. Наверняка рано или поздно мама догонит и отомстит; заберет свое. И образ догоняющей и наказывающей матери — то, что бессознательно ожидает девочка, став женщиной. Поэтому женщин надо избегать или побеждать; поэтому невозможно быть в безопасных отношениях с той, которая «старше» возрастом, властью, красотой.

Она может совсем отказываться от всех побед, выбирая ничтожное; или праздновать их каждый день, непрерывно соперничая, вновь и вновь «побеждая мать» на этом поле. «В обоих случаях стоит держаться подальше от женщин; в обоих случаях у них есть что-то ценное; в обоих случаях это ценное никогда не будет по-настоящему моим».

Треугольники с женатыми «ты не видишь, а он меня любит». Невнятный статус отношений годами: «все равно я не главная, скоро придет главная и все расставит на свои места». Одиночество «все равно мне придется отдавать, не буду брать». Борьба за власть с начальницами, особенно если есть вышестоящие мужчины: «я особеннее и лучше тебя, ты не можешь мной командовать, я не сдамся».

Микроскопические крохи знания о себе и своей силе.

Я говорю сейчас, конечно, про абсолютно бессознательные процессы.

При этом запросто можно быть папиной дочкой, если при этом сохраняется контакт с включенной и любящей мамой. Надо ли говорить, что ответственность за этот контакт, его создание и восстановление полностью лежит на маме в силу того, что это именно она является взрослой родительской фигурой?

Примерно та же история происходит при «функциональном партнерстве», когда отец приглашает девочку служить инструментом дистанции или мести супруге. Девочку систематически берут куда-то с собой с комментариями «а маму мы не возьмем»; с девочкой образуются секреты, о которых не знает мама: «не говори маме, что мы ходили к дяде Вите»; общество девочки показательно предпочитают обществу жены «даже она меня лучше понимает, чем ты».

В этом случае девочка получает папу, даже не борясь при этом с мамой. Она встает перед дилеммой: предать папу, рассказав что-то маме; или предать маму, не рассказав ничего ей? Одновременно ей страшно льстит взрослая роль конфидентки (доверенного лица). Это то, чем можно соблазнить любого ребенка.

Это чрезвычайно жестокие выборы. Условной «дочерью Эдипа» девочка становится здесь только в том случае, если при этом нет контакта с мамой, если мать отвергает и наказывает её за поведение отца. Если контакт есть и мама (символически) протягивает к ней руки, готовая принять, повзрослевшая девочка рано или поздно выходит из этих игр, переходя к маме, называя вещи своими именами или отстраняясь от обоих «я не буду участвовать в ваших разборках».

Это частный случай межпоколенческой коалиции, являющейся нарушением баланса семейных подсистем (супружеской, родительской и детской) и указывающей на то, что в семье блуждает агрессия, ей нет легитимного места и она выражается вот так: когда родители используют ребенка как инструмент, проясняя и решая не родительские, а супружеские проблемы.

Ну и еще один случай, который тесно, до слияния переплетен со всеми этими: мама сама не имеет своего места в женском кругу. Она вечно соперничающая фигура и не любит других женщин, часто включая в круг соперниц дочь, даже если той 8 месяцев; она слабая и боится других женщин, давая дочери унылые наказы не доверять подругам и держаться подальше от мужчин: все обманут.

Наследство, которое вынуждены принять в обоих случаях дочери, — это недоверие и небезопасность, а также знание о том, что женщины немощны или опасны. Надо быть все время начеку и знать свое место в тихом углу; надо быть все время начеку и всегда побеждать всех.

(Кто знает, что с вашей мамой в свое время делала ваша бабушка, верно?)

Непринимающая, соперничающая мать дает девочке неуверенную женскую идентичность «женщина здесь только я»; слабая мать заставляет отвергать эту идентичность «женщиной быть плохо».

«Я не хочу такую маму: она непрочная и мне страшно. Я не хочу такую маму: она жестокая и мне одиноко. Я не умею понимать, что творится в женской душе, ведь я вроде как не совсем настоящая женщина или вовсе неизвестно кто; я хуже всех; или мне все время надо доказывать, что я тоже имею право на женское, чтобы побеждать и наверняка оторваться от погони за спиной»

И миллионы девочек ищут на своем взрослом пути другие материнские фигуры, которые будут одновременно сильными и прочными; и в то же время не обманут; и в то же время не накажут за красоту или кокетство; и в то же время не отдадут своего. С которыми все легитимно и ясно.

Ясность в отношениях с женщинами и мужчинами — это главная потеря «дочерей Эдипа», и именно ее они ищут всю жизнь, до момента встречи с той, кто их расколдует и скажет: «ты такая же как все. Ты такая же как мы. Я не боюсь тебя и не боготворю тебя. У тебя есть своё, у меня есть своё. Твоё мне не надо, своё не отдам. Я тебя вижу и уважаю. Садись рядом».

И для этого «приручения» обычно требуется большое время: «неужели не накажут ни за мою силу, ни за мою слабость? Неужели со мной можно справиться?»

Такой фигурой может стать ваша бабушка, ваша тетя; любая женщина на вашем пути, которая откажется играть с вами в ваши игры. Психолог, соседка, подруга, мамина подруга, подруга мамы, коллега, начальница, бабушка. Все они могут раздвинуть лесные ветки и вывести вас с этой полянки, дать место среди женщин — если вы дадите в своей жизни место этой встрече.

Я благодарю любимую героиню Скарлетт О Хара, послужившую нам идеальным образом «дочери Эдипа».

Межпоколенческая коалиция с отцом, в которой Скарлетт служила тому «функциональной женой»: ведь его любимая жена, Эллен, всю жизнь горевала по другому человеку.

Отсутствие тесного контакта с мамой, ее поддержки и ее эмоциональной доступности: та была доступнее для детей бедняков, нежели для своих; неизбывная тоска по ней. Тут, вероятно, описывается классический случай «мертвой матери»: дети, ожидающие горюющую мать у «склепа» ее депрессии.

Мелани, на которую перенесся весь сценарий: твой муж на самом деле мой — так же, как был моим мамин муж, мой папа; официальный статус неважен, он любит меня; и именно Мелани становится той, которая берет Скарлетт за руку и твердо вводит в шипящий круг осуждающих женщин, давая место рядом с собой. Прочная, сильная, принимающая и ласковая, не отдающая свое, слепо любящая, и — снова утерянная.

И ее бедная перчатка, которую гладит и гладит Эшли после ее смерти, и оказывается, что все на своих местах: он муж Мелани.

Горюющий, сошедший с ума от своей потери Джеральд О Хара — мамин муж.

Оказывается, эти мужчины любили своих жен… Любили.

И Скарлетт вынуждена оглянуться на руины. Она получила ясность.

А дальше мы не знаем.

Литература:

«Семья и как в ней уцелеть» Скиннер (хорошая книга для системного понимания устройства нуклеарной семьи)

Все книги супругов Уайнхолдов (типы привязанности)

«Адская паутина» Сэнди Хотчкис про нарциссичных матерей и не только матерей

«Я у себя одна» и «Веретено Василисы» Екатерины Михайловой

«Мертвая мать» Андре Грина

«Тайная опора» Людмилы Петрановской

«Теория привязанности» Боулби

И, конечно, великая книга «Бегущая с волками» Клариссы Пинколы Эстес: в ее сказках героиня то и дело встречается с той, кто ее учит вместо матери

Для мужчин о Эдиповом сражении с отцом не знаю ничего лучше, чем сериал «Наследники» (Succession) 2018 года

Для коллег: я намеренно растащила явления одной системы на три кусочка. Иначе мне бы пришлось писать этот текст год.

Также я в свое время очень много читала Карен Хорни и вообще всех аналитиков.

Для мам девочек: «смотри, у меня есть своё и мне от этого хорошо. И у тебя будет своё. Нами быть хорошо»

Спасибо за внимание!

К словосочетанию «женский круг» принято относиться презрительно. Представляются пресные женщины в длинных платьях, сидящие в кругу на земле и дышащие маткой в целях завлечь богатого мужика. На самом деле женский круг это мощный эгрегор, дающий ощущение «ты своя, у тебя тут есть место, проходи, садись, вот оно. Ты наша. Тут безопасно. Ты своя, а мы — твои. Это — и твое тоже».

Проще всего представить себе просторную кухню. Бабушка режет, мама моет, дочь печет. Работа ладится, продукты передаются друг другу, вкусно пахнет, сооружается обед. Потом зовут всех и садятся есть. Прошу представить это как символическое место; вместо кухни может быть авторемонтная мастерская, где трудятся и владеют женщины. Если с одной из них что-то случается, остальные встают рядом, плечом к плечу, смыкая круг и отгораживая подругу от беды.

Женщина, выключенная из этого процесса, обычно не знает, куда приткнуться. Протягивает руки — но мимо нее проносят мытую морковку и передают дальше. Пробует резать — но на нее шикают и прогоняют. Пытается включиться — женские спины смыкаются, не давая прохода. К общему столу зовут нехотя, поджав губы, косятся, а могут и не звать вовсе.

Возможно, ее ответом будет в конце концов даже не пробовать. Повернуться спиной ко всем условным кухням и ко всем условным женским разговорам. Гендерный эгрегор раскрывает над всеми огромный зонтик, а она вытолкнута в дождь.

Женщина, не знающая этих проблем и защищенная этим кругом, обычно бывает приведена туда мамой или бабушкой буквально за руку. Ей приготовлено место. Ей уютно. Она может включаться в любой женский разговор, от младенцев до ядерной физики, не деля эти разговоры на «мужские» и «бабские». Ей уютно быть женщиной, что бы для нее это ни значило.

Она вполне конкурентноспособна, но не конкурирует с подругами и окружающими дамами по поводу и без. Она умеет включать и выключать кокетство, флирт, сексапильность и знает про уместность. Ей ок, если что-то достается не ей — у нее есть свое.

И это главное. Включенная в женский круг женщина имеет внутри разрешение иметь своё. Умеет опознавать своё и брать своё, четко различая от не своего. А училась она этому у старших женщин рода. Знание «я такая же, как все и мне положено то же, что и всем», дает ей, в самом хорошем смысле, тонкое и точное ощущение собственной меры, собственного дома, собственной территории и «своих» рядом. Мужчин и женщин вперемешку.

Она, скорее, будет делить людей по принципу «мне подходит — мне не подходит», чем по принципу «он мужчина и с ним интереснее»; «она женщина, и от нее могут быть проблемы».

Женщине, выключенной из женского круга, очень легко «продать» чужое. Она берет не глядя, если там есть для нее вызов: интерес других женщин.

Такая, скорее, выйдет за самого красивого мальчика курса не потому, что видит в нем отличного парня, а потому, что к нему тянется много женских рук; выйдет, легко обойдя всех соперниц на повороте и утерев всем нос. Отобьет чужого мужа, красиво и жестоко, чтобы потом в подробностях знать, что стало с его женой.

Такие женщины нередко расхлебывают потом последствия своих побед, принимая эти вызовы не глядя.

Выигранное эдипальное сражение; мать, сама выключенная из этого женского круга; межпоколенческая коалиция, образованная с отцом в дисфункциональной семье: вот три переплетенных между собой причины, по которым девочка оказывается не приглашена в женский круг.

Такие девочки всю жизнь бессознательно ожидают погони, расплаты и мести. Им действительно НЕБЕЗОПАСНО с женщинами и их опасения имеют под собой уважительную причину; хотя могут не иметь оснований в их взрослой жизни. Они, прежде всего, испуганы и оставлены, а потом уже одиноки и/или вредоносны.

Наследство, НЕ полученное от матери; наследство, которое невозможно принять от нее в силу тех или иных причин, — вот что обычно лежит в основе выбранной жизненной стратегии «дочерей Эдипа». Термин этот ненаучный; но текст об этом жил во мне много лет именно под таким названием.

Долго зрел этот большой текст, лет пять, наверное. У меня через две недели начинается последняя группа «Хочу замуж» и женщины стали спрашивать, что такое «женский круг». Нет, это вообще не про ведических женщин, шаманство или ритуалы. Я далека от этого. Это про отношения женщин с женщинами как с поддерживающими или враждебными фигурами.

Представьте себе ситуацию, намечается девичник, собираются одни девушки о чем-то поговорить. Все расслаблены. Все кто в чем. Но одна приходит «красивее всех»: практически в вечернем платье с декольте. В общих сториз получается лучше всех, конечно.

Еще одна ситуация: женщины с мужьями, все подруги, собираются вместе на пикник или праздник. Одна из них, тоже замужняя, единственная в компании без лифчика: ее соски заметно торчат, и она открыто кокетничает с чужими мужчинами, хотя с их женами вроде бы дружит.

Еще одна: молодая женщина никак не срабатывается со старшими женщинами во возрасту или по социальному статусу. С мужчинами работает нормально и продуктивно. Правда, то и дело заходя в служебные романы и смешивая роли и границы в неразборчивую кашу.

Еще одна: женщина всегда выделяется. Она красивее всех, ярче всех, необычнее всех. Встречая такую же, стремится соперничать насмерть или подружиться. С женщинами не дружит, а образует коалиции (против кого-то), или использует как фон («некрасивые подруги»).

Еще одна: женщину совсем не интересуют свободные мужчины. Она находит их скучными и неподходящими. Ее азарт вспыхивает, когда мужчину нужно отнять у другой. И чем ярче эта другая, тем интереснее трофей, жестче погоня и расправа с соперницей, выше ставки.

Еще одна: женщина строит коммуникацию с другими женщинами таким образом, что те немножко всегда чувствуют себя хуже, обделеннее, неумелее. Обычно выбирает тему счастья, красоты, семьи или секса. Потихоньку отваливаются подруги, уставшие быть «хуже»; остальные платят за сакральные знания кто чем: деньгами, аплодисментами или ощущением поражения.

Еще одна: на общей домашней вечеринке женщина никогда не присоединяется к другим женщинам (скучно); она собирает вокруг себя их мужчин (мне с ними интереснее).

Еще одна: как только в женской компании появляется иная фигура с ресурсами (не обязательно мужская, это может быть женщина, облеченная властью или привилегиями), одна из компании начинает вести себя заметно по-другому, завоевывая себе расположение этого иного за счет принижения своих товарок.

У этих женщин есть одно явное общее качество. Они стремятся превзойти других женщин. Победить, иногда на совсем неуместном поле (красиво нарядиться на похороны, например; надеть на чужую свадьбу белое). Им может быть 20, 39 или 60, все равно.

Всегда там, где они, возникает напряжение, ссоры, разборки потом за домашними дверями. Иногда, если они попадают в чужую сплоченную группу из других женщин, их больше не приглашают. Над ними иногда смеются. Их не любят. Ими восхищаются. Их избегают. У них нет закадычных подруг или отношения с ними рано или поздно прерываются.

Эти женщины дорого платят за свои победы. Когда они приходят ко мне на прием, у них выявляется общее качество, спрятанное за презрением к женщинам: они боятся других женщин, не знают их и не знают себя в других ролях, кроме роли конкурирующей, превосходящей победительницы. И если эта роль не удается, не знают, кто они тогда.

Самый яркий пример, который всем знаком — это Скарлетт О Хара.

Знакомо?

С какой стороны этой роли вы?

Израиль, Мертвое море, 2013
…Я тут богачка. Ужин это настоящее кино. Сидят три девушки: одной 87, в голубых ярких бусах и статная, Ада; второй 67, Ева, и она немножко ядовитая; и третья — лет 65, Лея, умная и нежная.
⠀
Я ела свое унылое киноа и подслушивала, потом стало невыносимо больше нелегально слушать, нестерпимо интересно, и я попросила разрешения подсесть.
⠀
Возраст спрошен, имена изменены. Лея живет в России, Ева не живет в ней 40 лет, а Ада в 67 уехала вместе с мужем в Европу. У первых двух мужья профессора, у третьей, уже покойный- бывший военный.
⠀
Они называют меня «девочкой» и снисходят. Они меня учат. И это так захватывающе.
⠀
Ада, ей 87, выглядит лучше всех. Как женщина.
⠀
У нее яркие глаза, синие бусы, платье в оборку. Она выглядит красиво состарившейся женщиной. Она вдова. Очень высокая. Мужчины засматриваются все. Тонкие запястья, талия, браслеты, улыбка. Седая голова и сзади красивая заколка. Ничего дорогого, но все очень сдержанно и умеренно, даже тонкая оборка по подолу синего платья до колен. Невысокий каблук.
⠀
— Я никого никогда не любила. Никого! А с мужем прожила 57 лет. Я его, наверное, тоже не любила. Но уважала. А еще ты знаешь, девочка, я его жалела.
⠀
Знаешь, что такое «жалеть»? — и она склоняется ко мне и говорит нежно-нежно: — Твои ручки такие тоненькие, твои пальцы такие нежные, я сам буду мыть посуду…. Это муж меня так жалел. А я его тоже жалела: ходила за ним, когда он стал старенький.
⠀
А любить это нет. Так, чтобы стррасть, чтобы все по ветру, — нет. Ты говоришь, жалеть и значит любить? Наверное, наверное… Но ты встреть мужа такого, чтобы тебя жалел — тогда ты ему будешь как родная, если он тебя жалеть будет, значит, ты за ним проживешь хорошо…
⠀
Ева выглядит сурово, обычно, говор у нее как в еврейских анекдотах и говорит так:
⠀
— Ты не еврейка. А то бы знала: мужа надо уважать. Он приходит злой или пьяный и говорит: пожарь мне картошки. Шо, я буду спорить с ним? Я не буду с ним спорить. Я шо, дура спорить с голодным мужиком?
⠀
Запомни, хоть ты и не еврейка: никогда не спорь с голодным или пьяным. Ты ему назавтра скандал устрой, но сегодня ты его покорми.
⠀
Муж у меня суровый. Скажет мне «цыц» при детях — шо, я с ним спорить буду? Я не буду с ним спорить. Но назавтра я пойду и золота себе куплю. Шо, он мне шо-нибудь скажет за то золото? Да ничего не скажет. У меня того золота — во!
⠀
Но я никогда с ним не ругалась. Ты, девочка, запомни: он тебе «цыц», ты рта не раскрывай, но иди и купи себе золота.
⠀
Ада говорит так:
⠀
— У меня не фигура, девочка. Ты должна знать, что у меня стать. Это то, что редко бывает. Моя мама шила, она знала толк в прямой спине. Мои волосы сейчас совсем белые, а были пепельными. А глаза были васильковыми. Ты говоришь, сейчас они синие? А были васильковыми!
⠀
Я заставила мужа уехать — ему было почти 80, а мне 67 лет. И мы уехали. Мы живем в Германии уже 20 лет. По паспорту я немка. Но я еврейка! Я никогда не хотела детей. Я хотела пушествовать!
⠀
И ты, девочка, не сиди, пока молодая и свободная. Ты поезжай знаешь куда? в Индонезию! Года на два. Я бы тоже уехала…
⠀
И никого не люби! Я вот никого не любила. Ты должна выбрать себе мужа, чтобы любил тебя, а ты его — нет! Мой вот никогда не был уверен, любила я его или нет. Но я его жалела…. — и Ада снова нежно говорит, и слышны малороссийские мягкие нотки в ее безупречном русском, — я так скучаю за ним… Но я никого никогда не любила…
⠀
Ева говорит так:
⠀
— Девочка, зачем ты в мешке этом синем и шо у тебя на заду наверчено? Хвооостик? Так шо ты с этим хвостиком собираешься делать? Тебе замуж надо, зачем тебе тот хвостик? Ты должна распуститься, встать на каблук, снять этот мешок. Надо замуж! Шо, ты не хочешь замуж? Как можно женщыне не замуж?
⠀
Выйди замуж снова за того мужа, который у тебя уже был! Ты не еврейка, а то бы я тебя научила, как подходить к мужчине и как ложиться с ним, ты не знаешь! Я художник, я вижу — ты красивая, но зачем это вот у тебя на голове? Тебя не видно!
⠀
Ада говорит так:
⠀
— Я всегда хотела быть доктором, но стала учителем математики. Я безупречно грамотна. Я помню до сих пор, что такое несогласованное предложение: «Деревня, где скучал Евгений, была прелестный уголок»!
⠀
Прелестный уголок! Была! Несогласовано!
⠀
А доктором не случилось. Каким бы я хотела стать доктором? Невропатологом! Я была бы невропатологом.
⠀
Моя красота осталась со мной, девочка: я всегда, всю жизнь спала по 12 часов в сутки, в девять я уже ложусь. И ты спи помногу, останешься красивой.
⠀
И никого не люби! Я иду, мужчины смотрят, а я — пффф. Видала я всех их в гробу в белых тапочках!
⠀
А Лея ничего не говорит пока. Она быстро убежала, но видно было по нескольким словам, что она интеллигентная, нежная и добрая.
⠀
Ева не слышит никого, кроме себя, и, конечно, я кажусь ей неустроенной, меня надо быстро замуж, но вот незадача, я не еврейка.
⠀
Ада же серебро с голубым. Очень красивая женщина. Ее руки коричневые от загара и старости. На них светлые браслеты и перстень с длинным перламутром. Она сохранила осанку, а осанка сохранила ей длинную шею.
⠀
Длинная шея делает женщину юной. Ей 87 лет, и на нее оглядываются все мужчины, когда она встает и идет. Она считает себя, наверное, суровой, неприступной и холодной, говоря о себе — «Я Снежная Королева», но в ней столько нежности, света и женственности, столько, сколько и в юных девушках не бывает.
⠀
Свет не теплый, не яркий, не громкий, прохладный, светит не всем, сдержанный и очень-очень нежный.
⠀
Наверное, этот свет и остается с тобой, когда тот, кто тебя жалел, уходит. Свет есть — есть и красота.
⠀
Ада старше меня на пятьдесят лет. И я чувствую эту связь, от женщине к женщине, не дочернюю, не материнскую, а именно женскую.
⠀
Будто поделились тайным сокровищем, — любовью к мужчине, которого нет, нисколечко нельзя любить снежным королевам, только жалеть и скучать «за ним» можно…
⠀
Израиль, Мертвое море, 2013